Армянский салон

В области Лори, граничащей с Грузией, живет и работает живописец Ара Гевондян. Кто-то скажет — аскет. Не любит выставляться. Он сам говорит — замкнутость придает сил. Но радушия и открытости — или искренней приветливости — не занимать. Самостоятельно, без диплома о высшем, но не без школы, чутьем и талантом выучился живописи, и вот уже 30 лет как не выпускает ее из рук.

— Вы рисуете удивительно красивых женщин… Как происходит выбор персонажей?

— Знакомые часто подходят, говорят — Араик, когда ты меня нарисуешь? А я однажды случайно нашел женщину… И пока рисовал ее, ходил будто по воздуху — так был вдохновлен. Меня все спрашивали: над чем работаешь? А я отвечал просто: нашел сокровище. Работал над ее портретом всего 3-4 дня, но полноценно — помногу, весь день. Теоретически можно взять то или иное лицо и нарисовать его, но когда ты находишься в процессе, нужно понимать, что перед тобой уникальное лицо, это то, что ты искал. Для меня крайне важна энергетика, поэтому я не отвожу на подбор образа или темы много времени.

— Подскажите: как распознать настоящую энергетику?

— Нужно почувствовать. Обыкновенное дерево. Стоит себе и ничем, казалось бы, не отличается от остального пейзажа. Но в какой-то конкретный момент оно имеет особую энергетику, которая так захватывает и увлекает, что просто невозможно не взяться за кисть. На выставках сразу чувствуется, какие работы обладают энергетикой, а какие ее лишены. Я читаю авторов, чью силу сразу можно почувствовать. Это сродни общению с близким человеком. Будто он живет в тебе, даже если физически находится далеко. Сегодня утром я вспоминал строки Месчяна. Ведь сколько всего было написано о любви, а он пишет одной строкой так, что это сразу его характеризует. Это и есть энергетика. Поэзия Грачьи Саруханяна меня очень вдохновляет: мне бы читать его и рисовать, у него очень мощная энергетика. А иногда бывает, что мне необходимо с утра до вечера смотреть фильм «Золотой теленок». Я не знаю, чем он меня привлекает, это явно не только юмор. Бывает, что я вижу себя на тех же улицах, на которых был Бендер в прошлой жизни.

— Как Вы думаете, что означает — быть армянским художником? Чем примечательна армянская школа?

— Я не считают, что рисовать национальный костюм — это и означает быть армянским художником. У других художников я часто вижу патриотические темы — и все мы, к примеру, гордимся нашей освободительной темой, но я не отражаю ее в своем творчестве. Не знаю, насколько я армянский художник. Но я могу сказать, чем примечательно армянское искусство. Своей чувствительностью. Я могу сразу узнать армянскую кисть, даже неизвестную. Я смотрю на работы авторов иного происхождения — немецкого или прибалтийского, например, — они холодные. Мой друг рассказывал, что на вернисаже в Минске, когда завозят армянские картины, сразу меняется весь колер. Армянские цвета моментально чувствуются. В любой мастерской — а в Армении огромное число художников — сейчас много хороших работ. У каждого художника, каждой области свой почерк. В Ванадзоре, например, не принято получать тона путем наложения дополнительных штрихов. Всего добиваются простыми штрихами, без ретуши, это всегда было основой школы графики Севера Армении.

— Вы самостоятельно искали свой путь или кто-то из художников всё же оказывал на Вас влияние?

— Давным-давно я смотрел на полотна Айвазовского и всячески воодушевлялся. Но когда я однажды увидел море Клода Моне, то понял: это уже другой этап, я выхожу на новый уровень восприятия. Импрессионисты для меня непобедимы, это верх, самый верх в живописи… Я часто вижу сны, в которых Гойя приходит ко мне с женой и знакомит меня с ней. Я очень люблю эти сны. Гойя не был явным реалистом, у него очень сочные и мягкие тона… Из армянских художников любил когда-то Суренянца. Сейчас — Минаса, Сарьяна. Месяц назад смотрел работы Ханджяна. Это потрясающие пейзажи, выполненные гуашью! Не люблю сухую живопись, плоскую, бесцветную.

— Вы довольны своими работами?

— Я никогда не бываю доволен. Нужно видеть, с каким настроением я после каждой работы иду пить кофе…

— А бывает, что Вы, пребывая в сомнениях, уничтожаете свои картины, как некоторые — не будем перечислять — рвут ноты или рукописи поэм на мелкие кусочки, а то и вовсе кидают в огонь?

— Было время, когда я что-то рисовал и, чувствуя, что это не живопись, прекращал работу и уничтожал ее. Но потом я понял, что это не выход. Даже то, что не совсем получилось, нужно пропустить через себя. Хотя бы для того, чтобы понять, почему не получилось. Когда человек смотрит на свою бывшую любовь, ему же не приходит в голову уничтожить этого человека? Просто это было, а потом прошло.

— Как Вы относитесь к… взгляду со стороны?

— Недавно у меня в гостях были любопытные путешественники, не имеющие отношения к искусству, — они ходят по мастерским, что-то смотрят… И вот один их них говорит: «Это хорошая работа, но только здесь немного убавь желтый, и всё будет замечательно!». Это как мне взять стихотворение поэта и начать «править». Как можно брать на себя такую ответственность?!

С художником знакомилась Наира Геворкян

Метки: Ара Гевондян, живопись, интервью, художники

 Версия для печати

(4 оценок, в среднем: 5,00 из 5)

 Загрузка ...